Бестужев-Марлинский Александр Александрович. Ревельский турнир

Загрузить книгу на мобильный телефон.

Таковы были почти все красавицы
ливонские, но не такова была Минна. Природа, по словам отца ее, не
тростниковый клинок одела в такие красивые ножны. Это "не знаю - что-то
милое" одушевляло черты ее лица, давало величавость ее поступи, ловкость
приемам, сладость речам. Из голубых ее очей, из-под длинных ресниц,
скользили взоры... но какие взоры! От них вспыхнул бы и лед. Коротко
сказать, Минна была из числа тех красавиц, которые поражают красотою и
вместе пленяют прелестью. Она рано потеряла мать, но мать-природа о ней
заботилась. Чтение не просветило ее, но книга света была перед нею, и
какое-то понятие, заменяющее девицам опытность, спасло невинную от приманок
богатства и обольщения лести. Минна скоро приметила, что ее не понимали,
что ее любили не так, как хотелось ее возвышенному сердцу, осужденному
биться без ответа; и это невольно уединенное чувство вовлекло ее в
мечтательность. Воображение Минны вырывалось из скучного круга разряженных
кукол, из шумных бесед рыцарских и рисовало ей светлейшие картины счастия;
ее сердце вздыхало о каком-то неясном, но прелестном идеале; а сердце в
восемнадцать лет - порох, одна смелая искра - и прощай спокойствие.
Между тем как барон с доктором спорят, кто из них в лучшем ударе,
сбивая городки пилькентафеля, Минна в ближайшей комнате готовила наряды к
завтрему. В углу за занавесом, вокруг длинного стола, сидели ц что-то шили
три эстонские девушки с бисерными повязками на голове, с серебряными
бляхами на груди. Старая тетушка Минны дремала в другом углу под тению
крылатого чепчика, устав бранить новые моды и неуменье племянницы по ее
одеваться. Перед Минною стоял белокурый статный юноша, сын одного из
богатейших купцов в Ревеле: он принес ей вчера заказанную богатую цепочку.
Синий бархатный шпензер его вышит был золотою битью; частые сквозные
пуговицы висели, как ягоды, по полам, золотая бахрома украшала цветные
отвороты замшевых сапожков, и только недостаток шпор показывал, что он не
рыцарь; хотя смелая осанка и умное лицо его давали ему над многими из них
преимущество.
- Так вам нравится лиловый цвет, любезный Эдвин? - сказала Минна,
повертываясь перед зеркалом. - И вы думаете, что это платье будет мне к
лицу?
Прилагательное любезный и тогда уже не было лестным, относясь к
низшему; оно и Эдвину напоминало о его состоянии, но сладостно было для его
сердца. Однако ж он молчал, погруженный в мечтательное любование красотою
Минны.
- Пробудитесь, Эдвин, - сказала она вполовину тронутым, вполовину
ласковым голосом.
- Так, я грезил, фрейлейн Минна; простите меня или, лучше, самую себя
в том вините. От звука вашего голоса теряешь ум прежде, чем слова дойдут до
него.