Бестужев-Марлинский Александр Александрович. Второй вечер на бивуаке

Загрузить книгу на мобильный телефон.

Орудий заряженных строй
Стоял с готовыми громами;
Стрелки, припав к ним головами,
Дремали, и под их рукой
Фитиль курился роковой.
Жуковский

Эскадрон подполковника Мечина прикрывал две пушки главного пикета,
расположенного на высотах***. Сырой туман стлался по окрестности, резкий
ветер проницал насквозь. Офицеры лежали вкруг дымного огня.
Конноартиллерийский поручик сидел на колесе орудия; подполковник, опершись
на длинную саблю свою, стоял в задумчивости. Все молчали.
- Какое вещественное созданье человек! - начал штабс-ротмистр
Ничтович. - Каждая игрушка его тешит, каждая безделица огорчает. Малейшая
боль расстраивает нравственные способности, и перемена погоды действует на
расположение его духа. Давно ли мы были веселы, пели, резвились; подул
холодный ветер - и вместе с небом нахмурились наши брови, и говоруны сидят
будто в Пифагоровой школе молчания.
- Не ручаюсь за других, - возразил Лидин, - но покуда старость и
подагра не сделали из меня барометра, погода не имеет на меня никакого
влияния. Когда я доволен, то, по мне, хоть трава не расти: снег, град,
дождь, вьюга - все праздник. Но ежели грустно на сердце, то и светлый день
досаден. Тогда кажется, будто все веселы назло мне, и я становлюсь
прихотлив, как невеста.
- Следовательно, - сказал штабс-ротмистр, - погода действует на тебя в
обратном порядке, но тем не менее влияние оной существует.
- Не думаю, - отвечал Лидии, - это чувство есть следствие внутренних,
а не внешних ощущений, и до тех пор будет иметь место, покуда перевес
останется на его стороне. Например, я люблю смотреть на играющую молнию,
люблю слушать вой грозы и шум проливного дождя... но почему люблю я это?
- Потому что ты чудак, - перебил штабс-ротмистр. - Впрочем, как сам
изъясняешься, ты любишь не испытывать, но только смотреть, только слушать
бурю, как Вернетову картину или Моцартову ораторию.
- Прошу извинить, господин штабс-ротмистр, я люблю наслаждаться ею на
чистом воздухе, в лесу, на горах. Но возвращаюсь к причине. Я люблю это по
приятным воспоминаниям, которые родятся во мне от бури. Однажды,
например... ах! для чего это было только однажды!..
- Для того, - перебил Ничтович, - что в Кургановой арифметике весьма
замысловато сказано: единожды един - един, а не два.
Все засмеялись; но Лидин с улыбкою продолжал:
- Надеюсь, господин штабс-ротмистр простит мне это восклицание: оно
вырвалось из сердца, а сердце плохой арифметик.